«Вампир. Естественная история воскрешения»

Во всем виноват папа

Король — всегда король. И каждое его желание — приказ. Крепко сжимая скипетр, он требовал от именитых профессоров не просто составить документ, но сделать это немедленно, не отступая ни на букву от его мыслей. Сказано — сделано! В рекордные сроки — 11 марта 1732 года — был обнародован доклад, формально одобренный всеми четырьмя классами Научного общества (физико-медицинским, математическим, историческим и филолого-ориенталистским). Текст был подписан от их имени авторитетным теологом Даниэлем-Эрнстом Яблонским. Кстати, в те же годы он пытался примирить кальвинистов и лютеран — разумеется, в антикатолическом ключе.

В документе вежливо, но уверенно разбирался отчет Флюкингера по пунктам. В докладе Академии утверждалось, что отсутствие разложения у Арнольда Паоле было вызвано естественными причинами; воздух, скопившийся в полостях тела (как тогда считали, в аорте и сердце), и гнилостные газы при пронзании груди колом могли вырваться через гортань, вызвав стон, о котором упоминали свидетели; кровь в груди у эксгумированных тел — не редкость, поскольку именно там она обычно застаивается после смерти; а ночные видения явились, к примеру, следствием «меланхолического темперамента». Проще говоря, хотя члены Общества и не видели те эксгумированные тела, а судили о ситуации лишь по несовершенному отчету, все же они считали, что шума по этому поводу было излишне много. И в любом случае суеверия следовало пресечь, чтобы избежать беспорядков. Поэтому ученые мужи уверенно заявили: эти мертвецы — не зловредные потусторонние существа (Maleficanten) [16].

Что ж, первый уровень прочтения и в самом деле поражает современным «научным» подходом. Стало быть, примите комплименты, господа академики. Но есть и второй, более глубокий уровень, раскрывающийся в одной, будто бы небрежно брошенной фразе: «Достоверно известно, что ни появление этих кровососов, ни их природа не доказаны и в истории нашей страны или других реформатских стран о них нет никаких упоминаний» [17]. На первый взгляд — просто констатация факта. Но это лукавство. Поскольку не совсем корректно утверждать, будто в странах реформатского вероисповедания не было свежих воспоминаний о явлениях, схожих с вампиризмом. Более того, вице-президент Общества уже писал о беспокойных мертвецах Германии в своей запрещенной книге, которую академики не могли не знать [18]. Даже в черновиках, оставшихся неопубликованными, авторы официального документа сами упоминали этих существ [19]. Таким образом, по сути, эти немногие тщательно отобранные слова выдавали политический умысел доклада, давая понять, что подобные эпизоды могут происходить только на территориях, не принявших Лютеранскую Реформацию, то есть в странах, которые уже по факту своего непротестантского статуса выглядели реакционными и готовыми верить любой нелепице. Был ли это укол в адрес православных? Не особенно, поскольку те держались в стороне от властных игр. Зато выпад против католиков был очевиден. И на то имелись причины — старые и новые. Ведь Общество всегда занималось «разоблачением папистских суеверий», как назвал бы это Томазиус. Но также важно было и то, что новость касалась региона, управляемого Габсбургской монархией , которая все еще оставалась под духовной опекой Рима: во всем виноваты эти набожные австрийцы, целующие папскую туфлю. Пруссаки, если говорить прямо, были только рады трудностям, с которыми сталкивались их вечные враги-друзья в управлении юго-восточными землями. Schadenfreude — «удовольствие от чужих неудач» — вот слово, которое немецкая языковая изобретательность, всегда умеющая найти баланс между противоборствующими силами, использует в таких случаях.

Прусских властей не волновало, что в юго-восточных регионах католиков можно было пересчитать по пальцам. Гораздо важнее было то, что одним из главных героев этой мутной истории являлся Карл Александр, который, получив сильную поддержку от австрийских Габсбургов и их родни в борьбе за герцогство Вюртемберг, еще в 1712 году, будучи их офицером, осмелился перейти в католицизм. И теперь ему ясно давали понять: вопреки старому принципу «чья власть, того и вера», даже если он взойдет на трон (что и случилось вскоре, в 1733 году), герцогство должно остаться лютеранским. Иными словами, заявление Королевского научного общества гласило: все это католическая чепуха, у нас, трезвых реформатов, такого никогда не было и быть не должно — даже в Вюртемберге. Вот и все.

Послание было напрямую адресовано Карлу Александру. Но касалось оно и Франца Стефана, который как раз направлялся в Силезию и Моравию, где ему вскоре доложили бы о местных «воскрешениях» и попросили бы выступить посредником между университетами и академиями, чтобы добиться в конце концов от какого-нибудь ученого мужа указаний, как справиться с этой необычной ситуацией. Историк Адам Мезеш так резюмирует происходившее: «Протестантская академия в протестантском же королевстве высказала публичное недоверие и фактически унизила доклад „Visum et repertum“, чему герцог Лотарингии стал свидетелем, а после отправился в Моравию. Несомненно, Академия намеренно подготовила свое заключение, чтобы Франц Стефан отвез его с собой в Вену» [20]. И какими же были последствия такого унижения? А такими, что когда он узнал о распространении посмертной магии и ужасных практиках, имевших место на этот раз в северо-восточных владениях Габсбургов, то попросту промолчал. Словом, позаботился о том, чтобы новость не распространилась. Чтобы новый скандал не обрушился ни на католическую веру, ни на Габсбургскую монархию. Выходит, тишина и молчание. Фридрих Вильгельм победил. 

Какой из этого следовало сделать вывод? Очевидно, что вампиры были порождением мракобесия Рима, распространявшего мрачные сказки о трупах, способных сеять эпидемии и убивать на расстоянии. Отсюда и то категоричное заключение: «В истории нашей страны или других реформатских стран о них нет никаких упоминаний». Выходит, все это выдумки — вроде легенды о женщине, погребенной заживо, которая «уже будучи в могиле, пожирала саму себя (то есть, предположительно, свои внутренние органы, из-за чего почти все жители той же деревни умерли)» [21]. И уж тем более подобные истории сразу переводились в разряд небылиц, если кто-то с болезненной фантазией приписывал этим случаям дьявольское происхождение, утверждая, что та женщина была не «обычной» ожившей покойницей, а трупом, который сам демон коварно одушевил во время чумной эпидемии. 

 
«У нас такого нет», — твердили профессора Общества, в груди которых билось реформатское сердце. Убедительно. Вот только один нюанс: случай женщины, обвиненной в аутофагии, был описан (по крайней мере, как пересказанное событие) вместе с демонологической этиологией как раз одним из их же лагеря. И отнюдь не последним невеждой в богословии. Кем? Самим Мартином Лютером. Весьма странно, не так ли? А что, если вера в беспокойных мертвецов имела какое-то отношение и к германской культуре — не важно, реформатской или нет?

[16] Gutachten der Königlich Preußischen Societät derer Wissenschaft en von denen Vampyren oder Blutaussaugern, 1732 // Mortuus non mordet. P. 111–114.

[17] Ibid. P. 112.

[18] Von Graben zum Stein O. Monathliche Unterredungen von dem Reiche der Geister. Leipzig: Waltern, 1730–1731. Vol. I. P. 706–710.

[19] Mézes A. Doubt and Diagnosis. P. 279–281. 

[20] Ibid. P. 265–266

[21] Luther M. Colloquia oder Tischreden // D. Martin Luthers Sämmtliche Werke. Vol. LX. Frankfurt; Erlangen: Verlag von Heyder & Zimmer, 1854. P. 30.